Главная » 2013 Октябрь 11 » Harper’s Bazaar: Интервью Дженнифер Лоуренс
12:03 Harper’s Bazaar: Интервью Дженнифер Лоуренс | |
 Единственное, о чем я переживал, перед встречей с Дженнифер Лоуренс, - что кто-нибудь велит ей подправить свое поведение. Конечно, для молодой актрисы было нормально прийти на шоу Дэвида Леттермана и сравнить себя с кошкой, которая напудила на красную дорожку. Было очаровательно, когда перед тем, как подняться на сцену за Оскаром за «Сборник лучиков надежды», она наступила на собственное платье и затем выкрутилась, произнеся с решительной откровенностью: «Вы, ребята, встаете лишь потому, что я упала и вам меня жаль». А потом в пресс-руме она показала всем средний палец. Но все было слишком хорошо, чтоб продолжаться в том же духе. Так или иначе, силы благочестия, регулируемые PR, обрушились бы на бедняжку и вытрясли бы из нее всю эту «дурь». И действительно, при подготовке к «Голодным Играм» она прошла медиа-тренинг: как дольше сохранять зрительный контакт, контролировать громкость голоса и сдерживать нервный смех. Ведь во время церемонии Оскара кое-кто (она не признается кто) сказал ей вести себя потише. «’Другие поднимаются на сцену и ведут себя на ней как хозяева, а ты выглядишь как заикающаяся идиотка. Соберись’. И я ответила: ‘Я не специально, мне неудобно, а когда людям неудобно, они склонны к херне. Я нелепо шучу и заикаюсь’». Она немного ёжится. – «Вообще это был момент, который я действительно хотела сделать особенным. Я не хотела казаться девчонкой по соседству. Я хотела быть изящной». Вообще-то она очень изящна, будто кошка. Девушка, которая появляется из лифта в вестибюле отеля Casa del Mar в Санта-Монике, одетая в балетки Robert Clergerie и пару каких-то сильно подырявленных джинсов от Ralph Lauren, обладает куда более тонкими чертами при личной встрече, чем кажется на экране; у нее длинные конечности, которыми она жестикулирует с беззаботностью подростка. Первое, что она делает, - вытянувшись ложится на диван. «В последнее время мне трудно вставать», - говорит она и по ходу нашего интервью раскладывается на подлокотниках дивана, а также двух стульях, перекидывая ноги через спинку. Она одна из самых естественно пассивных людей, которых я когда-либо встречал. «Твой диктофон направлен в сторону моей вагины», - заявляет она. Что-то мне подсказывает, что вот ЭТОГО не было в руководстве медиа-тренинга для «Голодных Игр». Мне не стоило волноваться. В свои 23 Дженнифер Лоуренс является олицетворением мироохватывающей силы, которая складывается из сочетания ее: а) славы; б) природного таланта; в) способностью почти не придавать значения ни первому, ни второму. Она получила $10 миллионов за то, что вернулась к роли Китнисс Эвердин во втором фильме о «Голодных Играх», «И вспыхнет пламя», - столько денег, что ее юристы заставили подписаться под тем, чтобы все они пошли ее семье и на благотворительные нужды. У нее не было возможности потратить ни цента из них. Раньше у нее была квартира в Санта-Монике, но вокруг нее наводнились папарацци, так что теперь она обитает в отелях и гостит у друзей. Всю прошлую ночь она пыталась убедить свою лучшую подругу Жустин, что в лифте Casa del Mar живут привидения. Это ее самый огромный страх – призраки. А не игра в паре с Робертом Де Ниро. Или то, что она споткнулась о собственное платье перед сорока миллионами людей. Мертвецы – вот что.  «Я буду лежать в постели, услышу какой-то звук и представлю себе самый страшный ход событий. А потом у меня подскочит уровень адреналина, и я начну убеждать себя, что раз он подскочил, то призрак у меня его высасывает. Ну или есть паук. Я пытаюсь его убить и теряю из вида. Замечательно. Теперь он знает, как я выгляжу. Нельзя просто подумать: ‘О нет, паук еще на свободе’. Нет. Я думаю: ‘Этот паук знает, как ты выглядишь, и в курсе, что ты пыталась его убить’». Психопаты, напротив, ее так не волнуют. «По крайней мере, это разумно. Это реально. Я сплю с луком и стрелами под кроватью. У меня в сумочке розовый газовый баллончик. Если что, я думаю: ‘Ну держись, тебя ждут адские муки’». Сегодня в ее сумочке нет баллончика, – теперь у нее есть телохранитель, – но в ней лежит флакончик духов, iPhone, какие-то мультивитамины (не початые), силиконовый бюстгальтер, позаимствованный с недавней фотосессии, и ее дневник, первая строчка которого гласит: «Ведение дневников всегда заставляет меня нервничать по поводу того, что люди его могут найти, так что если вы это читаете, просто остановитесь. Не будьте тем, кто читает дневники. Такие люди отстойны». На заставке ее iPhone изображен ее племянник. «Умилился?» - спрашивает она. – «Разве он не сокровище? Хочешь посмотреть, как он очень быстро считает?» - И она показывает мне видео кудрявого малыша, который считает от 1-го до 10-ти. А еще примерно десяти секунд оказывается достаточно среднестатистическому человеку, чтобы влюбиться в Дженнифер Лоуренс как в свою сестру. Она очень забавная, а с такой навязчивой честностью и способностью разогреть компанию крутых комедиантов вроде Сета Рогена, становится еще прекрасней. Когда я спрашиваю, что в ее новой жизни ей нравится больше всего, она отвечает без промедления. «Деньги» - произносит она своим сипловатым, как у Бэколл, голосом. Пауза. «Шучу. Работа, работа…» Она придает столь малое значение разглагольствованиям, которые так поддерживают интервью знаменитостей, - любовь к работе, важность профессии, преданность какому-то искусству, оправданность какого-то странного подхода, - что иногда вся эта конструкция грозит сломаться лишь от легкого усилия. Возможно, она самый радикальный талант из тех, что ныне работают в Голливуде – чистая естественность, грязный гений в лучших традициях таких грязных гениев, как молодая Элизабет Тейлор и Элвис – с той же способностью держать зрительские эмоции, с тем же рубиновым проблеском трешовости в ее душе. Она никогда даже не собиралась становиться актрисой, но ее первый прорыв в этом бизнесе случился, когда ее заметили в нью-йоркском Юнион-сквер. «Вскоре мне предложили ряд модельных контрактов, но я их отклонила. Я вела себя типа: ‘Ну вообще-то, я думаю, что буду актрисой’. Это был невероятно тупой поступок для 14 лет, но вероятно он стал единственным случаем, когда моя самоуверенность оправдалась». Она никогда не училась актерству. Она не репетирует и не ищет свои роли, а лишь заучивает свои реплики за ночь до каждой съемки. Обычно ее можно застать за поеданием чипсов или за дурачествами со съемочной командой. «Обычно это чипсы. Мой телохранитель Гильберт, прямо перед командой «мотор» я ему говорю: ‘Если к тому времени, как прокричат «снято», у меня не будет Cheez-It, просто отправляйся домой’. И он несется. Меня каждый раз рвет от смеха, как серьезно он это воспринимает. Я просто ленива. Каждый раз, как главный оператор говорит: ‘Извини, что так делаю, но не могла бы ты не произносить эту фразу?’, я отвечаю: ‘Чувак, да я ни одну из них не хочу произносить. Чем проще, тем лучше. Поверь, мной движет не желание играть. Я просто хочу этой еды со съемок’».  И потом, когда ее режиссер уже начинает немного покрываться потом, она превосходит все ожидания. «Она одна из наименее нервных людей, которых я когда-либо встречал», - говорит Дэвид О.Рассел, который привел ее к Оскару за фильм «Сборник лучиков надежды». – «Она пришла на съемочную площадку, словно какой-то восторженный ребенок, спрашивая: ‘Каково это, когда люди просят у вас автограф, мистер Де Ниро?’ А потом она вклинивается в процесс и перетягивают всю сцену на себя с каждого актера. Де Ниро повернулся ко мне и кивнул, типа: ‘Ого, девчонка и правда жжет’. Ему это понравилось. Она как Майкл Джордан. У нее не напрягается челюсть. Вот как лучшие спортсмены могут что-то делать под давлением – это потому, что они расслаблены». Если хотите узнать о сцене, за которую Лоуренс получила Оскар, так это сцена с Де Ниро, где она меняет его суеверные представления о спортивной удаче одной великолепно произнесенной речью. Она говорит, что не поняла ни слова из того, о чем говорила. В своем новом фильме с Расселом, «Афера по-американски», о знаменитой строковой операции ФБР, проводимой в 70-х годах, она играет сильно пьющую жену мошенника, в исполнении Кристиана Бейла. Она одевается в одежду, еле прикрывающую грудь, меха и акриловые ногти, ведя себя важно и безумно. «Но это уморительное безумство просто меня выносит», - говорит она. – «Мне еще никогда по-актерски так не было весело. Никогда. Меня так быстро затягивало, что когда Дэвид кричал «снято», для меня это было пробуждение ото сна. Именно так я себя и чувствовала: словно пробуждалась. Теперь если я рассматриваю какой-то фильм, то говорю: «Можно я его сделаю с Кристианом Бейлом? Кристиан Бейл? Кристиан? Кристиан?». Внезапно она напоминает семилетнюю – маленькую сестренку, упрашивающую своих старших братьев дать ей поиграть с ними. Одна из причин такой реалистичности ее работ с Расселом состоит в точности, с которой воссоздается эта неистовая, теплая динамика ее семьи в Кентуки. «Мы очень шумные, но как только один из нас называет тебя придурком, ты уже нам нравишься», - говорит она о своей семье, которая все еще заведует детским лагерем с конюшнями и лошадями. Она всегда старалась проводить время с двумя своими старшими братьями, шпионя за ними, прячась под их кроватями, «выскакивая и валяя с ними дурака» или выливая их одеколоны в раковину, когда они отказывались с ней играть. «Иногда они сражались за право пожурить меня. Так что если Блейн меня колотил, его колотил Бен, а потом тот шел и со мной разбирался. Было здорово. У нас было круто». Отношения с ее кузинами – другой вопрос. «Ведь оскорбления куда серьезней. Бен, Блейн и я действительно могли натворить дел, но никогда не доводили их до родителей, а первое, что делают девочки, так как они хотят сделать твою жизнь максимально ужасной, - они тут же их подключают. Пишут эти длинные эмоциональные письма, выставляя себя жертвой. Это действительно хорошо продуманная военная стратегия. С братьями это типа: ‘Я тебя ненавижу и надеюсь, что ты сгниешь, но не хочу, чтоб у тебя были проблемы’. И мы наказывали друг друга».  Она очень наблюдательна, особенно в отношении женщин вокруг. В какой-то момент она останавливает меня и просит посмотреть на юную девушку в другой стороне вестибюля – у нее волосы до талии, на ней прикид в стиле 80-х и ей около 12-ти. Лоуренс поражена. «Быть такой отважной в таком-то возрасте», - удивляется она. – «Такие волосы не отрастишь за ночь. Она стремилась к этому стилю очень долго. Так взрослые одеваются, когда пытаются разодеться, типа, быть уникальными и не такими как все, а ей всего 12». Я спрашиваю, есть ли тут некий элемент самоузнавания. «Нет», - отвечает она. – «Восхищения». Я вспомнил кое-что, о чем сказал мне Френсис Лоуренс, режиссер «Голодных Игр: И вспыхнет пламя»: «Она мгновенно понимает нюансы языка тела – по тому, как подмигнет кто-то или моргнет. Когда шли съемки, она тут же понимала, если я волновался или был расстроен. А я не так-то легко показываю свои эмоции. Ее не одурачить. Джен до и после такой попытки в принципе одинаковы». Самой большой жертвой, которую ей пришлось принести в прошлом году, во всяком случае, жертвой для такого знатока натурализма, стало вот что: естественное поведение людей вокруг нее. Или, как она это формулирует: «Мой датчик брехни вечно срабатывает». Ее агент и публицист знают, что лучше не прибегать ни к каким «ты такая удивительная» и прочему, и когда я пытаюсь похвалить ее актерскую игру, она тут же обрывает меня, мгновенно создав тишину. Единственное, что она не распознает, это пассивная враждебность. «Я совершенно слепа к ней», - говорит она. – «Иной человек может быть совершенно враждебным, а я такая: ‘Здорово! Еще увидимся’. Так длится до тех пор, пока кто-то не проявляет себя действительно явно. И я замечаю: ‘Ого, ты меня ненавидишь’». Я спрашиваю про последний раз, когда кто-то заставлял ее плакать. Она немного раздумывает, а потом рассказывает мне что-то, что случилось в самом начале ее карьеры. «Я была молода. И это была та херня, через которую проходят все актрисы. Кто-то сказал мне, что я толстая, что меня уволят, если я не сброшу определенный вес. Мне принесли снимки, где я по сути голая, и сказали, чтобы я использовала их в качестве мотивации в своей диете. Вот что было». Недавно кто-то об этом вспомнил. «Они подумали, что из-за того, как сейчас продвигается моя карьера, меня это больше не обидит. Что каким-то образом, после получения Оскара, я буду выше всего этого. Меня спросили: ‘Ты еще обращаешь на это внимание?’ Да. Я ведь была юной девчонкой. Мне было больно. И неважно, каких почестей ты удостаиваешься». Она прерывается. «Я знаю, что больше со мной такого не будет. Если кто-то хоть попытается прошептать слово «диета», я скажу: «Иди нахер!». «Просто быстро достань свой Оскар», - говорю я ей. «Да, точно. А он не толстоват, ублюдки?» - она сгибается пополам от смеха. Я брал интервью у голливудских актрис на протяжении почти двадцати лет и ни разу еще не встречал кого-то, кто был бы настолько же нормальной как Лоуренс, и в то же время, настолько же очевидной звездой. Можно подумать, что одно исключает другое, но в том и состоит чудо ее личности – ее обыкновенность и ее харизма взаимодействуют друг с другом, словно сдвоенные, но противоположные волны. Когда отведенный нам час превращается в два, а два быстро превращаются в три, мы понимаем, что голодны, и я вспоминаю кое-что, что обещал своей жене, которая сейчас на четвертом месяце беременности – что съем банан в честь нашего ребенка, который сейчас как раз с него размером.  «Такая странная хрень», - говорит Лоуренс. – «Но я поддерживаю». Но есть одна проблема: в меню Casa del Mar нет бананов. «Да просто скажи им, что я супер-знаменита», - произносит она. Я подзываю официанта. «Приветик», - берет Джен дело на себя. – «У вас на кухне есть бананы? У него жена беременна, и ребенок размером с банан, так что он хочет съесть банан, чтоб отпраздновать». Официант выглядит немного ошарашенным. «Да… Думаю, у нас есть мороженое, у нас есть бананы. Хотите банановый сплит? Могу сказать, чтоб вам такой сделали». «Прекрасно», - говорит она. – «Люди делают странные вещи, когда воспроизводят потомство. Я буду свекольный салат и сэндвич из лобстера. Господи, да я более нормальна, чем он». Официант уходит. «Я сдала тебя с потрохами, потому как знала, что это даст тебе то, чего ты хочешь. Было бы странно, если б ты сказал: ‘Я хочу банан’, а тебе бы ответили: ‘Ну не я тут устанавливаю правила’. Но если уж тут дело в ребенке…» «Думаешь, дело было не в Оскаре?» «В любом случае, всегда пожалуйста». Через пять минут официант возвращается с сэндвичем из лобстера, свекольным салатом и банановым сплитом. «Это из-за ребенка или из-за Оскара?» - спрашиваю я его. «Моя девушка на пятой неделе», - отвечает он и достает ультразвуковой снимок своего малыша. Мы умиляемся над ним нашей импровизированной маленькой бандой, а потом он уходит. «Фух», - говорит Лоуренс. «Что такое?» «Я только что спаслась от одной очень плохой вещи. Там была такая, типа, штука». «Какая штука?» «На ее матке. Там была штука. Я начала смотреть на ее органы и подумала: ‘Что это за белый ореол? Киста какая-то? Это нормально? Надо ли ей к врачу? А, ну и мои поздравления. Будьте параноиком’. Но я этого не сказала». «Ты прогрессируешь» «Я прогрессирую», - говорит она. – «Можно мне съесть твою вишенку?» И в этот момент я со скрипом сердца понимаю, что буду скучать по этой девушке. Перевод, корректировка - Leonarda_Ria специально для twilight-saga.ru. Полное или частичное копирование материалов сайта разрешается только при согласовании с администрацией и указании активной ссылки на источник и автора перевода. | |
| Категория: Голодные игры | Просмотров: 1073 | Добавил: Irchik | Теги: | | | |
|
| |
| Похожие новости:
| |
