И чтобы поработать, потому что Харрельсон все время работает — хотя он почти отказался от этой роли. «Я все время соглашался и снова отказывался, — говорит Вуди, потягивая «вампиро». — Мне никогда не было так тяжело уезжать из дома, это было по-настоящему мучительно. Я плакал в день отъезда. Мауи — это рай. Там моя семья (у актера трое дочерей от его жены Лоры Луи, с которой они вместе уже двадцать пять лет. —Прим. RS), мои друзья... мы все время отрываемся по полной. Может пройти год, а ты этого и не заметишь. Кайтсерфинг, футбол, жизнь вдали от суеты, фрукты с твоих собственных деревьев». Харрельсон широко раскрывает руки. «Это мой рай. Так и надо жить».

Однако он оставил рай, хотя сам не может сказать почему. «Не то чтобы я испытывал необходимость работать, — размышляет актер, — потому что на самом деле у меня есть только одна потребность: быть самым ленивым ублюдком в мире, и все же у меня не получается...» Харрельсон не заканчивает предложения. Он позволяет своим словам, произнесенным в его неторопливой техасской манере, повиснуть в воздухе и снова берет в рот соломинку. «Вуди любит говорить о себе как о «счастливом хиппи», и он по большей части действительно такой и есть», — говорит Орен Моверман, снявший Харрельсона в «Посланнике». Этот фильм в 2009 году принес актеру номинацию на «Оскар» за лучшую роль второго плана — так же, как и недавний «Бастион», где он играет полицейского, переживающего худшие годы своей жизни.

Общаясь со мной, Харрельсон также предстает счастливым хиппи: расслабленный, улыбчивый, юморной чувак, с которым приятно проводить время. Он рассказывает о своей любви к спорту (среди прочего, он привечает теннис, баскетбол, пинг-понг, футбол, кайтсерфинг, серфинг, стоячую греблю, бочче, дартс, американский футбол и настольный футбол — «Обожаю кикер!») и о том, как смешно, что чихуахуа все время дрожат («Не знаю, почему они это делают, но это ужасно смешно!»). В этом отношении, как отмечали многие, Вуди — любезнейший из смертных.

Однако позже, после того как он выкурит полкосяка в своем гостиничном номере, все изменится. Мы будем говорить о его покойном отце, Чарльзе Харрельсоне. «Он был очень любящим отцом, никогда не бил нас, — вспоминает актер. — Он был одним из самых очаровательных людей на свете, очень умным и умеющим ясно выражать свои мысли». Чарльз также был донжуаном, игроком, продавцом энциклопедий и наемным убийцей. Он провел почти тридцать лет в тюрьме, где и умер в 2007 году. Естественно, Вуди не очень любит говорить об отце. Он предпочел бы, чтобы все держались подальше от этой темы. Однако если вы погружаетесь в жизнь Харрельсона, эту тему трудно игнорировать. Но вас предупредили.

Одна из самых поразительных вещей в жизни Вуди — то, каким потрясающим актером он оказался. Когда Харрельсон с 1985 по 1993 год играл роль придурковатого симпатяги Вуди Бойда в сериале «Чирс» — пять номинаций на «Эмми», одна победа, неплохо для первой голливудской вылазки, — никто бы и подумать не мог, что он способен на что-то большее. Его звали Вуди, его героя звали Вуди. Однако в 1991 году, когда режиссер Рон Шелтон подбирал актеров для фильма «Белые люди не могут прыгать», он обнаружил, что Киану Ривз, его первый вариант, абсолютно не в состоянии закинуть мяч в кольцо, и решил сделать ставку на Харрельсона, который мог прыгать по-настоящему. Впервые зрители смогли оценить актерский диапазон Вуди. Он оказался способен изобразить иронию, невинность и боль измены — а также получил вдоволь телесного контакта с находившейся на пике формы Рози Перес.

Затем Харрельсон пустился во все тяжкие, приняв участие в некоторых из самых неоднозначных фильмов девяностых, таких как «Непристойное предложение» (рассказ о неудачливом архитекторе-яппи, который хочет за миллион положить свою возлюбленную в постель к другому), «Прирожденные убийцы» Оливера Стоуна, где он сыграл повернутого на медиа серийного убийцу, и «Народ против Ларри Флинта», где он умудрился совершить почти невозможное — заставить Флинта выглядеть человеком. «Народ против» принес ему номинацию на «Оскар». По ходу дела он снимался в фильмах о мужской дружбе («У ковбоев так принято», «Денежный поезд»), фарсовых комедиях («Заводила», в высшей степени достойно повторного просмотра), хоррор-комедиях («Добро пожаловать в Zомбилэнд») и даже в откровенной ерунде («Серфер»). Лишь единожды у Вуди случилась размолвка с Голливудом: в 1996 году, после того как «Народ против Ларри Флинта» вызвал политическую бурю и предложения почти перестали поступать, Харрельсон отправился на Мауи, чтобы начать входить в образ ленивого ублюдка. Но с первого раза дело не пошло, и вскоре он вернулся.

За последнее время вышли три совершенно не похожих друг на друга фильма с Харрельсоном. В «Голодных играх» он Хэмитч — длинноволосый наставник подростков, которые должны убивать друг друга. Это небольшая роль, но она достаточно важна, чтобы получить продолжение, если фильм, основанный на первой книге из подростковой серии Сюзан Коллинс, станет началом успешной франшизы. «Сначала я отказался, — говорит Вуди, — но затем режиссер, Гэри Росс, позвонил мне и сказал: «У меня нет другого варианта, эта роль написана для тебя. Ты должен это сделать». И я сказал: «Ну раз так, окей».

В «Игра изменилась», снятом по заказу канала HBO фильме о неудачной кампании Джона Маккейна и Сары Пэйлин, Харрельсон играет Стива Шмидта — политконсультанта, который предложил идею выдвинуть Пэйлин и только затем понял, что она безумна и что из этого ничего не выйдет. В какой-то момент, чтобы составить себе представление о Шмидте, Вуди провел с ним несколько часов, и его представление об этом человеке перевернулось. «До этого я никогда не подумал бы, что захочу по доброй воле иметь с ним дело, но он мне понравился. Он политическое животное, но он показался мне идеалистом, который не погряз во всем этом дерьме. Давайте будем честны перед собой. Обама был феноменом. Они знали, что проиграют, поэтому Пэйлин была своего рода фолом последней надежды. Это была безумная идея». Можно ли сказать, что теперь он с большим сочувствием относится к республиканцам? Актер вытаращивает глаза. «Ну нет! Чушь, которую несут эти люди, заставляет меня скорбеть о состоянии человечества».

Третий фильм — уже упоминавшийся «Бастион». В нем Харрельсон играет беспринципного лос-анджелесского копа, замешанного в прогремевшем скандале конца девяностых. Это брутальный фильм. «Да, там все серьено, — говорит Вуди, все еще не допивший «вампиро». — Мой персонаж проходит через очень тяжелые вещи, он все время напряжен, мир вокруг него рушится, его главным ощущением становится паранойя». Однако Харрельсон способен заставить зрителя сопереживать даже такому жестокому злодею, как герой «Бастиона». Когда он ухмыляется, вы ухмыляетесь; когда он закуривает сигарету и всаживает пулю в невинного человека, вы жалеете, что бросили курить и что у вас нет пушки.

Друг Вуди Оуэн Уилсон однажды назвал его «любимчиком нашей культуры». В большой степени это, разумеется, наследие «Чирс», но также здесь сыграл свою роль и образ жизни самого Харрельсона — курильщика, любителя одежды из конопли и пропагандиста ее выращивания, хулигана-активиста (в 1995 году он отказался платить налоги, в 1996-м забрался на Золотые ворота, чтобы выразить протест против вырубки лесов), вегана, не любящего мобильные телефоны и участвовавшего в кампании за освобождение четырнадцати подопытных шимпанзе. Он делает что хочет, невзирая на последствия (в большинстве случаев — иски и аресты), и живет так уже очень долго.

«Мы разыгрывали ссоры в подземке, — рассказывает Клинт Аллен, его лучший друг в колледже и сосед по комнате в Нью-Йорке. — Он встречался с девушкой, и когда они приходили в ресторан, они начинали целоваться, взасос, у всех на глазах. Ему было плевать. В тот день, когда мы приехали в Нью-Йорк, нашу машину забрал эвакуатор. Вуди на полном серьезе попытался выкрасть ее со штрафной парковки. Он был заводной парень, ничем не скованный, и, как и многие другие, я моментально к нему привязался».

«Он хочет получить от жизни все, — говорит Тед Дэнсон, игравший Сэма в «Чирс». — Я помню, как пришел на репетицию, и все были на месте, кроме Вуди. Потом он прислал сообщение: «Простите, сейчас сносят Берлинскую стену, я должен быть там». Или, в другой раз: «Простите, Билл Клинтон только что выиграл выборы, и я должен ехать в Литл-Рок на вечеринку». Мне всегда это в нем нравилось. Он по-своему бесстрашен». «Я не знаю никого, кто был бы на него похож, — вторит Дэнсону Мовермен. — Для многих вещей у него просто нет фильтров. Он безоговорочно принимает все противоречия человеческого бытия».

Однако теперь Харрельсону пятьдесят, и он, похоже, немного сбавил темп. В свое время он был записным бабником, смело заявлявшим женщинам, что моногамия и брак даже не обсуждаются. «Я однажды видел, как Вуди подцепил приму Нью-йоркского городского балета меньше чем за минуту, — рассказывает Кортни Лав, снявшаяся с Харрельсоном в «Народ против Ларри Флинта». — Он сказал: «Я много раз разговаривал с людьми, крошка, но это никогда не заканчивалось оргазмом. Позволь я скажу тебе пару слов про свой оргазм, хорошо? Я могу это сделать, потому что у меня его не бывает (это правда: Вуди овладел йогической техникой оргазма без эякуляции). А вот у тебя их будет немало». Затем он сказал ей, что у него есть семья, что его жена в курсе происходящего и что это для него очень важно. И все это было абсолютно честно. И она решила устроить себе приключение».

Однако четыре года назад Харрельсон изменил доктрине сексуальной революции и оформил свои отношения с Лорой Луи. («В конце концов ты понимаешь, что должен заботиться о тех, кого ты любишь». Пауза. Ухмылка. «Я сказал «заботиться» или «прислуживать»?) Когда-то он был почти что фундаменталистом в отношении одежды из конопли, но признает, что теперь носит ее «постыдно мало». Активизм, который был важной частью жизни Вуди, в последние годы также сошел на нет. Харрельсон испытал разочарование. «Если тебе удается помешать лесозаготовщикам срубить этот лес, — говорит он, — они срубят другой. Если ты сумел остановить бурение в одном месте, оно начнется в другом». Он вздыхает. «Когда ты растешь, ты не понимаешь этого. Ты чувствуешь безграничный оптимизм, когда думаешь о своей стране. Но затем тебе приходится узнать многое о том, как наш мир устроен на самом деле».

Мы едем в отель, где остановился Харрельсон. Он опустил стекло, высунул наружу локоть и начал травить анекдоты. Он рассказывает шутку о слепом человеке, который зашел в рыбный магазин («Добрый вечер, дамы!»), и кричит: «Надеюсь, моя жена этого не слышит!» Затем он рассказывает несколько баек, которые услышал от своего приятеля по Мауи Вилли Нельсона. «Врач говорит человеку, что ему осталось недолго, и тот спрашивает: «Можно ли что-нибудь сделать?» Врач отвечает: «Вы можете два-три раза в день принимать грязевые ванны». Тот говорит: «Вы думаете, это имеет смысл?» А врач говорит: «Нет, но это поможет вам привыкнуть к земле». Вуди громко смеется и радостно трясет головой. «Жестокий конец». Он рассказывает еще. В какой-то момент становится понятно, что он читает с экрана своего BlackBerry, пытаясь делать это так, чтобы никто не заметил. Странность, но вполне простительная.

Перед тем как появился Вуди, был Трэйси. Это среднее имя Харрельсона, и именно так его называли, когда он рос в Техасе, в основном неподалеку от Хьюстона. Когда ему исполнилось семь, отец исчез из его жизни. У Вуди было два брата — один младший и один старший, — и мать взрастила их в ортодоксальном пресвитерианстве. «У нас дома собирался кружок по изучению Библии, — вспоминает актер. — Я пел в церковном хоре. Я был озорной, но в то же время маменькин сынок. У меня было очень счастливое детство».

По-видимому, счастливое в несколько нетрадиционном смысле. Еще перед тем как Трэйси поступил в первый класс, его выгнали как минимум из трех подготовительных школ. Один раз это было так: Трэйси изводил какой-то мальчик покрупнее, Трэйси пожаловался воспитательнице, та назвала его плаксой, Трэйси ударил ее в голень, в ответ на что воспитательница сказала остальным детям «отделать его», после чего Трэйси пришлось размахивать вокруг себя ремнем, чтобы удержать их на расстоянии. Его выгнали. В другой раз воспитательница обвинила его в том, что он украл ее кошелек. Чувствуя себя несправедливо обвиненным, Трэйси грубо ей ответил, она ударила его, «и через секунду трое учителей стали меня избивать», после чего он вышел на улицу и принялся методично разбивать все окна в школьном здании. Он ранил себе руки, но не обращал на это внимания. «Бывало и такое, — говорит Харрельсон, в его голосе слышится удивление. — Странно это».

Через какое-то время его определили в эмоционально нестабильные гиперактивные дислексики и посадили на риталин. Затем он оказался в школе для детей с нарушениями в развитии. Трэйси там очень понравилось: наконец не у него одного были проблемы. Кроме того, тамошние преподаватели по-настоящему заботились о своих питомцах. Через три года, однако, он пошел в обычную школу и столкнулся с детьми, которые знали, кто его отец: в 1973 году Чарльз Харрельсон был осужден за совершенное им в 1968 году заказное убийство техасского торговца зерном (сам Трэйси узнал об этом по радио). Одноклассники безжалостно дразнили его, и вскоре мать Трэйси перевезла семью в Ливан, штат Огайо, чтобы начать жизнь с чистого листа.

Именно тогда он превратился в Вуди. «Почему? Я хотел избавиться от... от всего, — говорит Харрельсон с некоторым напряжением. — Это было почти как изменить свою личность, и я в каком-то смысле это сделал. Я решил, сознательным усилием, стать более покладистым. Хотя я все равно часто дрался. Самая жестокая драка была в старшей школе, когда меня доставал парень по имени Тим. В раздевалке он сказал мне: «Ударь меня по лицу. Ну давай, ударь меня, сопляк». Я сказал: «Я не буду тебя бить. Если хочешь, ударь меня сам». И он врезал мне так, что я почувствовал во рту вкус крови. После этого он постоянно приставал ко мне, называл меня девчонкой, гомиком. Шел за мной, когда я шел домой. Он знал, что я был слабым — точнее, что я боялся. И однажды мое терпение закончилось. Я бросил на землю свои книжки, накинулся на него, свалил с ног и начал избивать. Он больше никогда ко мне не приставал».

Харрельсон на минуту останавливается, размышляя над своими прошлыми драками — в ранние годы он был большим энтузиастом по этой части и однажды даже признался: «Я думаю, много раз было так, что если бы у меня в руке оказалось оружие, я бы кого-нибудь убил» (в другой раз Вуди заявил, что в нем живет «неземная жестокость, которая прорывается вспышками» и что жестокость для него — «афродизиак»).

«Я не знаю, почему я все время провоцирую людей на то, чтобы высмеивать меня и поливать меня говном, — размышляет Вуди. — Мне никогда не казалось, что мне этого хочется. Не знаю, почему так выходит».

Но постепенно все пошло на поправку. Харрельсон был хорошим спортсменом: он занимался легкой атлетикой и футболом, а вскоре после смерти Элвиса в 1977 году забрался на стол в публичной библиотеке и исполнил свою версию «All Shook Up» — «Well, bless my soul / What's wrong with me?», — сорвав бурную овацию. После этого девушка, за которой он пытался ухаживать, сказала, что ему стоит попробовать себя в театре. Он попробовал и обнаружил, что ему очень нравится быть в центре внимания. Также ему удалось заполучить девушку.

Харрельсон поступил в Гановер-колледж в Индиане, где на втором курсе потерял веру, на третьем курсе впервые попробовал алкоголь, а на четвертом выкурил первый косяк. Вуди выпустился с дипломом бакалавра театрального искусства, английского языка и литературы и отправился в Нью-Йорк, чтобы быстро найти и потерять семнадцать работ, а также отчаянно тусить, пить и курить траву, спать со всеми женщинами, которые встречались на его пути, и пытаться стать актером. После двух достаточно грустных лет он наконец стал дублирующим актером в постановке пьесы Нила Саймона «Билокси-блюз». Вскоре после этого приятель-актер рассказал ему, что в «Чирс» ищут замену Николасу Коласанто, который умер незадолго до этого, и планируют для этого ввести в сценарий роль образцовой деревенщины. Героя будут звать Вуди. Харрельсон пришел на прослушивание, получил роль и вскоре показывал всем и каждому, на что он способен. «Вуди, — говорит ему в одном из ранних эпизодов Дайан Чемберс, — я хочу поговорить с тобой метафизически». — «И тебе нужны деньги на преподавателя по языку, — отвечает Вуди. — Нет проблем». Вуди Бойд не был умен, но он, как и Вуди Харрельсон, умел быть очаровательным.

Вернувшись в свой номер-пентхаус, он снимает обувь и отправляется в ванную. В гостиной стоит велосипед, на столике лежат вещи, которые заключают в себе жизнь Харрельсона. Среди них несколько упаковок витаминов и витаминоподобных субстанций (инсомнитрол, Vitamineral Green, витамин С), пачка жареных какао-бобов, сто долларов двадцатками, несколько детских книг, две зажигалки с эмблемой «Нью-Орлеан Сэйнтс». Харрельсон закуривает.

- Когда ты рос, у тебя были ролевые модели?

- Когда я был ребенком, это были Мартен Лютер Кинг, Ганди и в первую очередь Иисус. Он был самым крутым, это точно.

- Ты когда-нибудь воспринимал отца как своего кумира?

- Да, когда я был маленьким, — актер качает головой. — Неплохой переход, кстати.

- Он когда-нибудь брал тебя на рыбалку или на кэмпинг?

- Нет.

- На бейсбол?

- Никогда. Такого не было.

Вуди снова затягивается.

- Было ли когда-нибудь так, что ты чувствовал, что твои отношения с отцом именно такие, какие должны быть?

- Нет. В смысле наших отношений нет, потому что... Я бы хотел, чтобы было такое время, когда... Был один показательный момент, я никогда о нем не рассказывал, но черт с ним. Когда я был в старшей школе, я вернулся домой с тренировки и увидел, что он сидит на диване в гостиной. Он был в тюрьме, с тех пор как мне было семь, прошло десять лет. Чарльз оказался в тюрьме, потому что убил федерального судью по заказу наркодилера и был приговорен к двум пожизненным заключениям и еще пяти годам. Он умер в 2007 году от инфаркта в тюрьме строжайшего режима в Колорадо. Не очень понятно, почему Харрельсон никогда не рассказывал эту историю. В ней нет ничего такого, что могло бы навредить ему или его отцу. Может быть, дело в том, что она пробуждает в Вуди воспоминания о том, когда он последний раз видел отца свободным человеком, и они все еще причиняют ему боль.

- Он давал тебе какие-нибудь советы?

- Он всегда говорил: «Сын, все, о чем я прошу: сохраняй свой разум открытым». Он говорил о самых общих вещах. Главное для него было воспитать во мне открытость. Когда мне было девятнадцать, я увиделся с ним, и он сказал мне: «Через два года ты перестанешь верить в то, во что веришь сейчас». Я подумал, что он спятил, но он оказался прав.

- Это повлияло на появление Вуди-тусовщика?

Харрельсон улыбается.

- Самым непосредственным образом.

Он съедает несколько чипсов из капусты кале.

- Ты больше похож на маму или на папу?

- На папу. Я выгляжу совершенно как он. Ну, не совсем как он — как он на фотографиях, где они с мамой только что поженились. Когда я был в том возрасте, я выглядел совершенно так же. У нас одинаковый зазор между передними зубами.

Харрельсон сидит и молча смотрит вдаль, летающие в воздухе птицы начинают сбиваться в стаю.

Многие актеры в ответ на просьбу охарактеризовать кого-то из своих коллег делают это весьма поверхностно. В случае с Харрельсоном все по-другому.

«Он очаровательный! — говорит Джульет Льюис, снимавшаяся с ним в «Прирожденных убийцах». — Он обезоруживает. Он чудовищно смешной. Но при этом у него есть другая сторона, в нем есть спокойствие и сосредоточенность. У него есть все. По-моему, он замечательный».

«Он ввязывался в драки, у него угоняли машину. В городе не было женщины, с которой он, так сказать, не встретился, — вспоминает Тед Дэнсон. — При этом он писал стихи и пьесы. У него просто большое сердце. Его невозможно загнать ни в какие рамки. Он представляет собой великолепную комбинацию... я не знаю чего. Я просто люблю его. Я люблю его всем сердцем, почти иррационально».

«Есть только один Вуди Харрельсон, — подтверждает режиссер «Убийц» Оливер Стоун. — Я хорошо представляю, какой он будет, когда ему исполнится девяносто пять: у него будет голос Ника Нолти, он будет зависать в Туссоне, будет сидеть на автобусной остановке в одеяле, человек-скво. Он оригинал».

«В Бруклине мы называем таких парней «стэнд-ап-чувак», — говорит Рози Перес, снявшаяся с Вуди в «Белые люди не умеют прыгать». — Он абсолютно расслабленный и уморительно смешной. Но если ты будешь его доставать, будь готов получить свое. У него очень острое чувство справедливости. В его теле нет ни одной фальшивой косточки».

Всем этим людям Харрельсон очевидно небезразличен. Его любят. Просто за то, что он такой, какой он есть.

Через какое-то время на балконе начинает сгущаться туман. Харрельсон берет зажигалку и заходит внутрь. Потом он снова встает и смотрит сквозь стеклянную дверь. Скворцы, сотни скворцов, может быть, даже тысячи, собрались в шумное облако и вместе движутся по небу. «Вау, — произносит Вуди. — Это невероятно. Смотри, они сейчас вернутся. Они делают круг». Но вдруг птицы, не закончив круг, разлетаются в разные стороны, как штрихи на полотне. Харрельсон зачарован. «Они отправились на прогулку. Готов поспорить, что они просто получают от этого удовольствие». Птицы летят в обратную сторону. «Ну и ну. Вау. Да, ребята, теперь вы выпендриваетесь. Думаю, я бы сделал так же на вашем месте».

Он стоит там еще немного, радостно наблюдая за непонятной жизнью природы, приписывая скворцам то, что обычно приписывают ему самому: что вся его жизнь — веселая прогулка, что он делает то, что он делает, просто потому, что ему так хочется, в то время как остальные стоят и наблюдают за ним, думая, что они делали бы то же самое, если бы оказались на его месте.

Вуди снова садится, не включая света. В комнате почти темно. Кажется, Харрельсон под кайфом, его голос замедляется, он едва двигает челюстями. Хотя ему и не нравится говорить о своем отце, он согласен продолжать, еще немного. «Был один хороший момент. Он тогда был в Хантсвилле — хотя нет, кажется, в Атланте. Они там голосовали за то, какую передачу смотреть по телеку, и всегда выбирали другой сериал, который шел одновременно с «Чирс». Отец никому не говорил, что я там играю. Но кто-то узнал, рассказал остальным, и после этого каждый четверг они единогласно голосовали за «Чирс». Это был один из немногих хороших моментов».

- Он говорил, что любит тебя?

- О да, каждый раз, когда я его видел, в каждом письме, которое он писал.

Еще немного любви. Вуди позволяет словам улечься и прищуривает глаза, его зрачки становятся твердыми как пули. «Сколько еще будет идти речь о моем отце? — спрашивает он. — Кажется, за всеми этими вопросами стоит тупая тяга к сенсациям». И в этот момент свет, который осенял Вуди на протяжении всего дня, исчезает. Он сидит в полутьме и смотрит прямо перед собой. Теперь он полностью закрыт и резко отбивается от любых попыток наладить контакт.

- Ну что ж, Вуди, а щекотки ты боишься?

- Да.

- Где тебе щекотно?

- В обычных местах.

- Например?

- Колени, бедра.

Тишина.

Воздух становится настолько густым, что остается только моргать и пытаться окольными путями прощупать ситуацию.

- Вуди, какое у тебя сейчас настроение?

Харрельсон не отвечает. Проходят столетия, целые эпохи. Наконец он произносит: «Нормальное». И честно признаться, когда он говорит так — ровно, без выражения, практически безо всяких эмоций, — хочется вскочить и броситься в бегство.

Но Харрельсон не прав. Все это было не ради того, чтобы выведать что-то о его отце. Это все о нем самом и том, как он справился со своей жизнью. И то, что Вуди удалось привести свою жизнь в порядок — однажды он сказал, что пережил вещи, которые бы сломали большинство людей, — это одна замечательнейших вещей в нем. Посмотрите, как он переживает наплыв воспоминаний в неосвещенной комнате, только что наверняка победив желание набить кое-кому морду. Все эти драки, этот несдержанный темперамент отступили. Через какое-то время Вуди рисует автопортрет. Он рисует себя в профиль; несколько разбросанных линий, нос, подбородок, глаз — все остальное скрыто из виду. «Я не стал туда ничего этого добавлять, — спокойно говорит он. — Представь, что ты видишь меня через дверной проем. Просто представь, что здесь есть дверной проем». Для Харрельсона возможно все. Единственное, чего он хочет от тебя, — чтобы ты держал свой разум открытым.

Вуди Харрельсон

Поиск информации netmouses специально для twilight-saga.ru.