Главная » 2012 Май 26 » Интервью Дэвида Кроненберга для Telerama
17:42 Интервью Дэвида Кроненберга для Telerama | |
 Дэвид Кроненберг 1943 – рождение в Торонто 1975 – «Судороги» 1983 – «Видеодром» 1988 – «Связанные насмерть» 1996 – «Автокатастрофа», фильм награждён Особым призом жюри Каннского кинофестиваля 2005 – «Оправданная жестокость» 2011 – «Опасный метод» Существуют вечные навязчивые состояния: телесные слабости, безумное подсознание, саморазрушение… Но в фильме «Космополис», который станет в Каннах настоящим событием, насилие – это политика. Знакомый или же незнакомый? Дэвид Кроненберг является одновременно и тем, и другим человеком. Поначалу снимавший фантастические фильмы, он сменил жанр, тщательно исследуя новые миры – от окрашенных в цвет крови («Судороги», 1975) до тех, которые заключены глубоко внутри нашего мозга («Паук», 2002). Создатель фильма «Муха» (1986), которым можно наслаждаться под попкорн, он также является создателем «Опасного метода» (2011), в котором находят отражение дебаты имеющих противоположные точки зрения Фрейда и Юнга. В этом году в конкурсной программе Каннского кинофестиваля находится его новый фильм, «Космополис», в котором он близко знакомит нас с современным миром, но в странной и приводящей в замешательство манере. Радикальность – это путеводная нить по творчеству этого великого канадского режиссёра. Мы встретились с ним у него дома, в Торонто. Кроткий, разговаривающий с потрясающей нежностью, он ничем не выдаёт таящуюся в нём склонность к крайностям. Но перед его домом припаркован гоночный автомобиль, один из этих монстров дороги, за руль которого садятся только для того, чтобы заставить мотто реветь. Дэвид Кроненберг – человек контрастов и парадоксов. Фильм «Космополис» объединил троих знаменитостей, у которых совершенно разная аудитория: постмодернистского писателя Дона ДеЛилло, актёра Роберта Паттинсона, кумира молодёжи, и вас. Так для кого же именно вы сняли этот фильм? Для восторженных поклонников, для таких людей, как я! У меня нет определённой мишени. Все мои фильмы были сделаны с включением странных комбинаций талантов. В случае с предыдущим фильмом, «Опасным методом», можно было задаваться вопросом, захотят ли любители «Властелина колец» увидеть Вигго Мортенсена в роли Фрейда. На этот раз происходит нечто подобное и с Бобом Паттинсоном. Если фанатки Эдварда Каллена, его персонажа в фильмах Сумеречной саги, пойдут посмотреть на него в «Космополисе», они будут разочарованы, потому что это не фильм с Эдвардом Калленом! Но если они любят Боба и хотят знать, как он развивается в качестве актёра, они пойдут посмотреть именно на «Космополис».  Как бы вы представили «Космополис» для зрительской аудитории Паттинсона? Можно было бы сказать им всем, что это история вампира с Уолл-стрит. Это вполне правдивое утверждение, хотя оно и немного обманчивое. Можно также подчеркнуть, что Боб присутствует в каждой сцене этого фильма, что иногда он полностью обнажён, и что он занимается любовью с Жюльетт Бинош. Фаната Боба не хватает этого в Сумеречной саге, потому что это действительно консервативные фильмы. Во время съёмок «Космополиса», целая куча девушек ждала его за пределами съёмочной площадки, на улице, неважно, сколько было времени, был день или же была ночь. Они специально сделали себе футболки, на которых было изображено оружие из фильма и имя «Нэнси Бабич», которое случило кодом к использованию этого оружия. Это было действительно мило. Всё было прямо как на тех сайтах «Космополиса» в интернете, которые были созданы фанатками Боба после того, как было объявлено о запуске этого проекта. Лично для вас – это фильм, рассказывающий о современном мире? Абсолютно. ДеЛилло написал этот роман десять лет назад, и есть такое впечатление, что он ещё никогда не был настолько актуальным. Когда мы снимали сцены антикапиталистических мятежей, новости о движении под названием «Захвати Уолл-стрит» были во всех газетах. Фильм является отражением этого мира, погружённого в кризис, в котором мы одновременно видим и финансовые скандалы, в центре самого крупного из которых стоял Бернард Мейдофф, и банкротство целых стран. В этом состоянии мира, «Космополис» является даже более точным и назидательным, чем «Уолл-стрит: Деньги не спят» Оливера Стоуна. В вашем фильме присутствует больше политики? Это политический фильм, но это ни в коем случае не фильм, который занимается пропагандой в поддержку тех, кто восстаёт против капитализма. Он обращает внимание зрителей на парадоксы этой системы. В одной из самых первых сцен, мы видим молодого китайского бизнесмена, который говорит, что его карьера закончена. Ему всего 19 лет, но он не находит в себе сил противостоять абстракции и отвлечённости современного капитализма. А вы сами можете противостоять этой абстракции и отвлечённости? Я разоблачаю конкретно её природу. Кино – это не абстрактное искусство. Всё должно воплощаться в персонажах. Эрик Пэккер, которого играет Боб Паттинсон, представляет собой триумф капитализма, доведённого до саморазрушения. Сегодня многие думают, что всё закончится тем, что капитализм поглотит сам себя, что будет сопровождаться более или менее громким взрывом. В моём фильме речь как раз идёт только об этом. Но я не могу сказать Бобу: «Ты – символ саморазрушающегося капитализма». Он не может играть это. Он может играть персонажа. Мир кино ограничен тем, что он должен быть, в некотором роде, ужасно реалистичным, и я это люблю. Какое у вас отношение к деньгам? У меня перед домом припаркована очень хорошая машина, и вы её видели! Это значит, что я ни в коей мере не недооцениваю всё то, что было создано благодаря капитализму! Но кино – это изобретение мира предпринимателей: для режиссёра было бы лицемерием заявлять, что капитализм – это плохо, что деньги – это плохо. Только вот что: он способен разрушить наш мир. Мы с Доном ДеЛилло не утверждаем, что у нас есть варианты решения этой проблемы, но я думаю, что саму проблему мы показываем достаточно ясно. Кажется, что ваше мнение совпадает с мнением писателя. Вы видите себя в качестве иллюстратора его вселенной? Нет, это гораздо больше похоже на сплав наших миров. Как и в случаях со всеми другими писателями, чьи книги я экранизировал – со Стивеном Кингом при работе над фильмом «Мёртвая зона» (1983), с Уильямом Берроузом при работе над фильмом «Обед нагишом» (1991) или с Дж. Г. Бэллардом при работе над фильмом «Автокатастрофа». Каждый раз я создавал с писателем то, что можно назвать нашим общим ребёнком: результат объединения двух наших личностей. Это уже не только роман, это уже не только мой собственный фильм. Каждый из нас привнёс в него что-то своё, и результат получился уникальным. В этом единстве есть и грубость, и уважение. Я не могу перевести книгу в изображения. Я заново формулирую её содержание своим языком, который состоит из света, из определённого пространства, из поставленных заданий, из движений, из актёров, которых я выбираю. Но, в случае с «Космополисом», я обнаружил, что некоторые диалоги, которые были написаны Доном ДеЛилло, обладали замечательным ритмом, так что я многие из них сохранил в этом фильме без изменений. Чувствуется, что вы буквально влюблены в слова, но это практически парадоксально для человека, который работает с изображениями. Часто приходится слышать, когда люди говорят, что кино – это в первую очередь действие. По моему мнению, режиссёр в первую очередь снимает лицо, которое произносит слова. Вот вам и сама сущность кино: тело и речь. Я взялся за «Космополис» из-за его диалогов, из-за речи. Персонажи озвучивают самые главные, замечательные, волнующие мысли. Я взял на себя некоторый риск, потому что в кино говорят несколько иначе: сегодня диалог является функциональным, он служит для того, чтобы передать минимум информации, необходимой для понимания истории. Меня же это не интересует. Не боитесь ли вы, что это сократит число зрителей? Может быть, люди не поймут всего, но они увидят, что между персонажами происходит что-то, за чем волнительно проследить. Это голливудский и коммерческий подход к кино, когда вы думаете о том, что всё происходящее должно быть всё время понятно. Ваши первые фильмы близки к фильмам ужасов, иногда сделанным с нарочитой простотой. Сегодня в них преобладает разум. Долгий путь? Владимир Набоков однажды сказал: «Нет ничего на свете вдохновительнее мещанской вульгарности». В моих первых фильмах, я сознательно использовал законы жанрового кино для того, чтобы успешно продвинуть свои проекты, которые, тем не менее, были несколько заурядными. Именно жанр помогал мне это сделать. Фильм «Муха» (1986), например, рассказывает зрителю историю о встрече мужчины и женщины, которые могут образовать очаровательную пару, но он заболевает жуткой болезнью, и она ничего не может сделать, чтобы спасти его. И, в конце концов, она помогает ему покончить жизнь самоубийством. Если вы расскажете эту же историю посредством драматического фильма, то у вас получится нечто угнетающее. Если же вы сделаете то же самое в жанре научной фантастики, то это станет волнующе, интригующе и особенно приемлемо! В начале моей карьеры, у меня уже были очень серьёзные намерения…  Но позднее вы всё же решили сменить жанр… В этом решении не было желания перейти к чему-либо другому. Мне нравилась вся эта мещанская вульгарность. Просто однажды наступает такой момент, когда ты говоришь себе, что фильмы такого типа ты уже снимал, и что нужны какие-то перемены, чтобы не ограничивать своё видение мира. Со мной это случилось, как я полагаю, во время работы над фильмом «Связанные насмерть» (1988). Между тем, этот фильм попал в список ста лучших фильмов ужасов из всех когда-либо снятых. Термин «кроненберговский» был сформирован на основе ваших первых фильмов. Так что же, на самом деле у его истоков лежит недоразумение? Да, но я уж совершенно точно не первый человек, который оказался пойман в ловушку собственного успеха. Подобное часто случается с актёрами, которые оказываются заперты в своём персонаже. Например, когда вы играете Ганнибала Лектера, то люди начинают видеть вас исключительно в образе Ганнибала Лектера, и они забывают обо всём другом, что вы делали до этого. Но лично в моём случае это всё было не так ужасно. После того, как я снял фильмы «Оправданная жестокость» (2005) и «Порок на экспорт» (2007), люди в Голливуде понемногу начали воспринимать меня по-другому, они поняли, что я мог снимать фильмы про гангстеров, и вот я внезапно получил множество совершенно разных по жанру сценариев. Случается так, что карьерный путь в мире кинематографа разворачивается от успеха к провалу или же наоборот, но целостность творческого человека требует того, чтобы он игнорировал все внешние воздействия, и следовал своим собственным путём. Нужно пользоваться исключительно указаниями своего внутреннего GPS. Я готов хоть завтра снять самый настоящий фильм ужасов, если только он будет отличаться от всех тех, которые я снимал ранее… Название фильма, который ваш сын, Брэндон, собирается представить на кинофестивале в Каннах, звучит очень по-кроненберговски, в первоначальном смысле этого слова: «Антивирусный». Это футуристический фильм ужасов. Мой сын хорошо понимает, что его будут сравнивать с тем режиссёром, каким я был в начале карьеры. Но он снял этот фильм с точки зрения своего восприятия, а не моего. И он пишет намного больше, чем я. У него отличные диалоги, и фильм получился действительно хорошим. Он вырос в мире, который отличался от мира времён моей молодости, и футуристические фильмы ужасов – это его способ сегодня, в возрасте 32 лет, показать реакцию на свой собственный мир. Он не пытается снимать фильмы так, как я, но в то же время он и не пытается противопоставить себя тому человеку, которым являюсь я. Он идёт по своему собственному пути. И то, что мы оба будем в Каннах – это великолепно. Как во многих ваших фильмах, в «Космополисе» говорится о сексуальности. Что это для вас? Сексуальность представляет собой секс! Сексуальность присутствует в таком количестве вещей, что становится просто невозможно вынести её за рамки человеческого материала. Она представляет собой нечто уникальное для всех нас, потому что для нашего биологического вида она никогда не была просто способом размножения. Это власть, это язык, это предмет торговли, это наркотик… Я не думаю, что я мог бы снять фильм исключительно о сексе, но секс, так или иначе, присутствует во всех моих фильмах. Вне всякого сомнения, это происходит потому, что я воспринимаю жизнь исключительно как физический феномен. Я не верю в жизнь после смерти или в душу, которая живёт дольше, чем тело. Я экзистенциалист в том смысле, какой вкладывали в это понятие Сартр или Хайдеггер. Мы – это наше тело. Е, если мы – это наше тело, то в нашей жизни всё телесное является основополагающим. Именно так дело обстоит и в моих фильмах. Женщины у вас всегда выступают на вторых ролях, как происходит и в «Космополисе», а мужчины, в свою очередь, часто раздваиваются. Я – мужчина, мои фильмы очень личные, моё видение мира также мужское, так что здесь всё просто. В моих фильмах можно найти много тем, среди которых будет тема раздвоения, но я никогда не думаю об этом во время съёмок. Я не устанавливаю связи, которые может увидеть зритель. Феллини говорил: «Если бы я знал, что собираюсь сделать перед началом съёмок фильма, у меня бы больше не было никакого желания его снимать». Я чувствую то же самое. Когда вы были председателем жюри, то не отдали Золотую пальмовую ветвь Педро Альмодовару за «Всё о моей матери». Фильм был слишком женский? Я знаю, что Альмодовар был отрицательно настроен лично против меня, но то, что произошло, не может быть только моей ошибкой! Решение отдать Пальмовую ветвь фильму братьев Дарденн «Розетта», было принято как мной, так и всем моим жюри, у всех было одно и то же мнение! Конечно же. я могу найти что-то близкое себе и в женском мире, к тому же, мне невероятно понравился фильм «Женщины на грани нервного срыва». И я живу в очень женском мире, смотрите сами: моя жена, мои дочери, моя сестра… Вы видели последний фильм Альмодовара, «Кожа, в которой я живу»? Довольно кроненберговский! Я оценил этот фильм. Что самое странное в этой истории, так это то, что этот самый проект когда-то предлагали мне, много лет тому назад. Права на роман «Тарантул» Тьерри Жонке, который экранизировал Альмодовар, принадлежали канадской кинокомпании, в сотрудничестве с которой я снял свои первые фильмы. Это предложение поступило сразу же после фильма «М. Баттерфляй» (1993), и я тогда им сказал: «Я только что снял фильм, в котором мужчина – это женщина, и я не хочу прямо сейчас возвращаться к точно такому же типу сюжета». Вы сами себя считаете разрушительным режиссёром? Я не чувствую необходимости создавать именно такой образ. И даже если я понимаю, что многие люди видят меня именно таким, я не снимаю фильмы только потому, что я хочу демонстрировать миру картины разрушения. Искусство вообще разрушительно по своему существу. Это можно объяснить, используя терминологию Фрейда: искусство взывает к бессознательному, которое противопоставлено стабильному обществу с общепринятыми устоями, в том смысле, в котором Фрейд говорил, что цивилизация – это сознательное подавление. Подсознательное – это то место, где находится всё то, что не подавлено. Таким образом, творческие люди, посредством своих творений, тесно связаны с тем, что обычно подавляется обществом. То, что я делаю – это искусство, и, как следствие, это в некоторой степени несёт в себе разрушение. Перевод, корректировка - CB специально для twilight-saga.ru. Полное или частичное копирование материалов сайта разрешается только при согласовании с администрацией и указании активной ссылки на источник и автора перевода. | |
| Категория: Статьи и Интервью | Просмотров: 791 | Добавил: SauLLy | Теги: | | Источник | |
|
| |
| Похожие новости:
| |
