Дядя: Роберт Паттинсон, приятно составить тебе компанию.

Роб: Спасибо большое.

Дядя: Я раздумывал о том, какой Эдвард. Он действительно повзрослел и изменился за последние несколько фильмов. До начала съемок «Рассвета» ты задумывался над тем, какие невиданные нами аспекты его характера хотел бы развить?

Роб: Я как бы задумывался над этим, когда снимался в первой части. Я думал, что вначале он едва ли не старше, хотя мне не нравилось это подчеркивать.

Дядя: Он как мистер Дарси в «Гордости и Предубеждении».

Роб: Да, да, да... Он как бы расслабляется по ходу саги, почти становится нормальным человеком. В итоге он оказывается парнем двадцати с небольшим лет. Этого и добивались. В смысле, на самом деле в фильме я не выгляжу как нормальный парень. Но я к этому стремился. И еще быть чуть менее манерным. В первые 25 минут фильма у Беллы и Эдварда своего рода нормальные отношения, чего больше не увидишь до конца саги.

Дядя: Он и больше всего счастлив, судя по тому, что мы видим. Потому что он, наконец, завоевал эту девушку. Каково было это играть?

Роб: Хорошо. Это странная вещь в саге: каждый раз, когда они вместе, всегда происходит какое-то ужасное событие. И всегда нужно говорить: «Что же мы будем делать?». Ощущение, что у них нет настоящих отношений. Так что когда они ничего не делают, хотя это и самый важный период их отношений... Когда они просто расслабляются, это весело играть, потому что я никогда не играл этого раньше.

Дядя: Когда я вначале услышал, что из себя в общем представляет «Рассвет», я подумал: «Стефани Майер чокнутая!». Там вампиры, запечатление, еще сцены секса... Все это казалось безумием. Когда ты сначала прочел его, ты подумал «что происходит с этой женщиной»?

Роб: Я помню, что долгое время не читал книгу, так что слышал о ней, когда она вышла. Забавно, когда кто-то просто подводит итог за тебя, и выходит «чтооо?!». Но в то же время сложно представить, как все это завяжут, потому что вся линия сюжета так огромна. Ты думаешь: «Как ты собираешься все это закончить в одной книге?». И также устроить всем счастливый конец.

Дядя: Ничто не подойдет к концу, если ты снова обратишься к персонажу Эдварда. Сможешь ли ты сделать это, если кто-то снова соберется?

Роб: Я предпочитаю сделать сиквел, потому что после «Рассвета» начнется безумие. Я могу представить, как он будет называться... Рассвет... Ты как бы перебираешь все эти понятия: Затмение, Новолуние. Можно сделать, ну я не знаю, «Сумерки. Сага. Летнее солнцестояние». Ну или типа того, я не знаю. Эдвард и Белла разводятся, Джейкоб беременеет или еще что. Я в этом снимусь.

Дядя: Мне также были интересны режиссеры, с которыми вы работали по ходу саги. Дэвид Слейд привнес в нее немного мрачности, потом Билл Кондон, я знаю, был привлечен к серии, как претендент в режиссеры «Новолуния». Как тебе с ним работалось?

Роб: Я понятия не имел, что был такой разговор.

Дядя: Да, предположительно сначала хотели выбрать его, но он был недоступен. Как тебе поработалось с ним в этот раз, когда было два фильма?

Роб: Самое изумительное в нем, что он совсем не сходил с ума. Это были такие долгие съемки, и все это время он оставался очень терпимым к нам. Это было тяжко, мы снимались 6 дней в неделю, 15 часов в сутки, месяцы и месяцы подряд. И особенно во втором фильме, когда мы снимались в этом скотном амбаре, где был искусственный снег и зеленые экраны, порядка полутора или двух месяцев и делали неизвестно что. В сцене участвовало человек 85. И, тем не менее, он оставался очень человечным по отношению ко всему. У него определенно было чутье в этом материале. Он также очень хорошо к нам относился, поначалу он прекрасно понимал, что мы сняли уже три фильма и все привязаны к своим персонажам. Он подходил к нам и спрашивал, что бы мы хотели сделать.

Дядя: Это очень уважительно.

Роб: Он не хотел просто прийти и вести себя типа: «Я хочу все поменять! Если не хочешь, чтобы тебя заменили, играй по-другому!». Это бы все испортило.

Дядя: Роберт, было здорово с тобой поболтать. И удачи со следующими двумя фильмами.

Роб: Спасибо большое.