Усилия Клэри практически сошли на нет, когда она взглянула вверх и увидела Себастьяна, который прислонился к противоположной стене коридора и глядел на нее, скрестив руки.

До нее сразу же дошло, во что она была одета. То же самое узкое платье, в котором она была в клубе, но без сапог, куртки. Она чувствовала себя незащищенной, уязвимой.
- Кто забрал мои сапоги?

- И это все, что ты хочешь знать?
Себастьян выглядел недоверчивым. – Ты вырубилась в клубе и, очнувшись вся в крови, и ты хочешь знать, где твои сапоги?

Саймон стоял напротив входной двери своего дома, его взгляд был пустым.

У него никогда не было другого дома. Это то место, куда родители принесли его после рождения. Он вырос в стенах этого типичного Бруклинского дома. Летом он играл на улице под тенью крон деревьев, а зимой мастерил импровизированные сани из консервных банок. В этой квартире они грустили и провели обряд шивы после смерти его отца (прим переводчика: шива – в иудаизме период траура по близким родственникам). Здесь он впервые поцеловал Клэри.

В то время ему и в голову не могло придти, что двери этого дома когда-либо будут закрыты. Последний раз, когда он видел свою мать, она назвала его чудовищем и умоляла уйти. Он заставил ее забыть о его вампирской сущности при помощи чар, но как долго они продлятся? Стоя здесь на пронизывающем осеннем ветре, он знал что недолго.

Дверь покрыта знаками: нарисованными Звездами Давида, знак жизни. Тфилин был рядом с дверной ручкой и молотком. Хамса, амулет в форме руки бога, закрывала глазок.

Беспомощным движением он положил свою руку на мезузу (примечание переводчика: прикрепляемый к внешнему косяку двери в еврейском доме свиток пергамента), прикрепленному к правой стороне дверного прохода. В том месте, где его рука коснулась освященного объекта, пошел дым, но он ничего не почувствовал. Никакой боли. Только ужасающую пустоту, медленно перерастающую в холодную ярость.

Он пнул дверь и звук эха разнесся по квартире. “Мама!”, – закричал он. “Мама, это я!”

Не последовало никакого ответа. Он услышал лишь как замыкается засов. Саймон узнал шаги своей матери, ее дыхание, но она была безмолвна. Даже через дверь он остро ощутил ее страх и панику. “Мам!”, - его голос оборвался. “Мама, это смешно! Впусти меня. Это же я, Саймон!”

Дверь задрожала, как будто ее пнули изнутри. “Уходи!” – ее голос был грубым и неузнаваемым от страха. “Убийца!”

“Я не убиваю людей.” – прислонив голову к двери произнес Саймон. Он знал, что может ее вышибить, но был ли в этом смысл? “Я же сказал тебе, что пью кровь животных!”

Он услышал ее мягкий шепот, несколько слов на иврите. “Ты убил моего сына,” – ответила она. “Убил и превратил в чудовище!”

“Я твой сын!”

“У тебя его лицо и ты говоришь его голосом, но ты не он” – ее голос скорее походил на крик. “Убирайся отсюда пока я не убила тебя, чудовище!”

“Бэкки”, – произнес он и поднес руки к лицу, оно было мокрым от кровавых слез. “Что ты сказала Бэкки?”

“Держись подальше от своей сестры” - за дверью Саймон услышал шум, как будто кто-то упал.

“Мама” – произнес он снова, но в этот раз уже тихим голосом. Его руки начали дрожать. “Мне нужно знать, она дома? Мама открой дверь, я прошу тебя!”

“Держись подальше от Бэкки!” Он слышал, что она удалялась от двери. Потом он безошибочно распознал, как открывается кухонная дверь и скрипит линолеума. Звук отворяющейся дверки кухонного шкафа. Внезапно он представил, как его мать берет нож.

Прежде чем я убью тебя, чудовище.

Мысль потрясла его. Если она ударит его, то поднимется Отметина и она уничтожит ее, как она уничтожила Лилит.

Саймон опустил руку и медленно попятился назад, спотыкаясь о ступеньки и бордюры пока не прислонился к большому дереву, бросающему тень на дом. Он остановился не отрывая взгляда от двери, испещренную знаками ненависти его матери к нему.

Нет, сказал он себе. Она его не ненавидела. Она думала, что он умер. То что она ненавидела не существовало. Я не то, что она думает.

Саймон не знал как долго он простоял на одном месте смотря на дверь. Но вдруг зазвонил телефон, вибрируя в кармане пальто.

Он машинально потянулся за ним и заметил, что звезды Давида от мезуза оставили выжженные следы на его ладони. Саймон взял телефон в другую руку и ответил.

“Саймон?” – это была Клэри. Её голос был взволнован. “Где ты?”

“Дома”, – начал было он, но поправился. “У дверей дома моей матери.” Его голос звучал как-то опустошенно и отдаленно. “Ты в институте? Все в порядке?”

“Как раз нет.” – ответила она. “Сразу после того, как ты ушел, Мариса спустилась с крыши, где должен был ждать Джейс. Но там никого не оказалось.”

Саймон сдвинулся с места. Не осознавая своих действий словно механическая кукла, он направился к станции метро. “Что ты имеешь в виду? Как это не было на месте?”

“Джейс пропал”, – ее голос был напряжен. “И Себастиан тоже.”

Саймон остановился в тени ветвей облетевшего дерева. “Но он же мертв, Клэри.”

“Тогда скажи мне почему его там нет.” – ее голос наконец дрогнул. “Там никого нет, но очень много крови и разбитого стекла. Саймон, они пропали. Джейс пропал!”