история по углом в 360 градусов

тот самый случай, когда незаметно для себя растворяешься в атмосфере фильма, следуя за импульсами образов, характеров, настроений... следуя векторам визуального повествования.
странное и бесполезное занятие - пытаться смотреть этот фильм отстранённо, "На Дороге" предполагает погружение в некий зрительный диалог, или постоянно сравнивать эпизод за эпизодом киноленты с главами книг. Фильм Вальтера Саллеса - самодостаточное произведение.

------

Иногда вот так вот хочется почувствовать этот сладкий вкус свободы. Для меня этот фильм - олицетворение свободы, о которой многие могут только мечтать, поэтому и боятся, когда им это показывают на экранах.

Многим не нравится этот фильм, потому что они боятся, что то, что они делают: каждое утро встают и идут на работу, работают, получают повышение, покупают машины, потом покупают более дорогие машины, потом начинают закупаться в Азбуке Вкуса. Для очень-очень многих - это понятная формула жизни и в ней нет места "сомнений".

И когда вот тут так откровенно в кино, месте, где в общем-то никто не ожидает такого вторжения в самые глубокие глубины души, начинают появляться сомнения..

Лично я люблю подобные сомнения. Отличный фильм. Отдельное спасибо за подбор актеров и музыкальное оформление.

------

Свободные, дерзкие и безумные

Культовое произведение американской прозы середины прошлого века, бестселлер, гимн целого поколения не был мной осилен в силу некоторой скучности развития сюжетной линии, а вот фильм... фильм удивительно держал если не в напряжении на протяжении двух с лишним часов, то все же каким-то непонятным образом заставлял заинтересованно ждать следующий кадр.
Все было как-то искренне... как-то ненаигранно... так, как сейчас уже никогда не будет. Они читали самый великолепный с художественной точки зрения роман когда-либо написанный человеком, крутили косяки, занимались не всегда классическим сексом и предавались бессмысленной праздности. Но вся эта свобода, бессмысленность и бунтарство в любом случае были не просто так: так или иначе финал истории вполне в стиле Пруста экзистенциален и нравоучителен.

------

Создавать кино по книге - дело почти неблагодарное, а для этой книги уж точно (без этого просто не бывает) найдётся приличное количество “ревнивцев”, которые “знают, как оно на самом деле должно быть”. А вот и получилось! Не попсово (в отличие от "Ромового дневника" с Деппом) и не арт-хаусно, когда "замахнувшийся" самовлюбённо крутит своим “Я” перед носом у зрителя, которому до него в данном случае как раз совсем нет дела. Не стилизация. Современно. Стильно. Красиво. Естественно. Под крепкий и выверенный саундтрек. В общем, захотелось тут же прикупить себе молескин-репортер и заменить в редакторе arial на courier. Следующая остановка через 2 часа. Обязательно пересмотрю.

поразила своими сосками, наверное. После просмотра сделала умозаключение, что у всех светлокожих розовые соски.

В первую очередь стоит отметить то, что как таковой целенаправленной, запрограммированной логики взаимосвязи событий в сюжете нет; это скорее набор фактов, служащий больше для нагнетания атмосферы обстановки. Отчасти это оправдано своеобразной автобиографичностью первоисточника, которая, с одной стороны, не оставляет произведению никакой другой логики, кроме, собственно, жизненной, а с другой поддерживает один существенный момент техники повествования – т.е. рассказ от первого лица.
Тем не менее, суть развития сюжета заключается именно в этом постоянном перемещении, без всякого на первый взгляд, определенного принципа. Границы этого развития определить сравнительно нетрудно – это встреча «двух крайностей одной и той же сущности» заявленного перемещения, Сэла и Дина; как в начале, так и в конце.

С этого момента можно расчленить представленный зрителю путь на несколько составляющих.

1. Взяв «Дорогу» за определяющий принцип, можно сказать, что отличие этих двух встреч заключается в своеобразной векторности: одна дорога на наших глазах началась и кончилась, а другая – не начиналась и не заканчивается. За счет того, что повествование ведется от лица только одного из персонажей, направленность действий которого всегда на виду, - активность второго остается практически неясной: откуда он явился, чем руководствовался и что с ним стало после – неизвестно. Таким образом, если одна дорога полностью укладывается в представленные зрителю рамки повествования, то другая проходит их насквозь, и сюжет в этом случае представляет из себя только мимолетное пересечение этих путей.

2. Спутники и окружающие - один из самых остро представленных аспектов передвижения, в связи с которым различие путей героев заключено в вопросе идут ли они каждый со своими попутчиками рядом – или вместе? С кем бы ни сталкивался на своей дороге Дин – все оказываются фактически случайны и по «природе» своей к нему лично никакого отношения не имеют; они приходят и уходят, он приходит и уходит. В то время как у Сэла имеется основательное такое семейство, целый клан. Который всем кагалом его, безусловно, не сопровождает, но выполняет одну основополагающую функцию: Сэлу есть куда вернуться.

Из этого, так или иначе, вытекает 3 аспект дороги – Остановки.
Вне зависимости от того, говорим мы о дороге буквально или метафорически, остановка может стать либо временным привалом, либо окончанием пути. И в случае с Сэлом его дом – это постоянный начальный и конечный пункт. Его путь лежит если не по кругу – то по спирали, в результате чего он, в конце концов, из своей дороги просто «вырастает». Дин же, где бы ни пытался остановиться, просто не в состоянии остаться навсегда, по самым разным причинам, которые, по сути своей, происходят от того, что его образ жизни никак не совместим с чужими.

* * *
Это не та пустота

Суммируя все эти обстоятельства, напрашивается нехитрый вывод: Сэл (на правах рассказчика рассмотрим его первым), в сущности, никуда и не уходил. И уйти был просто не в состоянии. Не такой уж большой акцент ставится на мотивах передвижения каждого из них, озвученный при первой встрече, но значение он все-таки имеет, даже при том, что это наиреальнейший факт из жизни прототипов: Дин просит научить его писать книги, а Сэл, в свою очередь, стремится «познать жизнь», чтобы написать свою книгу. Для этого он в какой-то степени «примеряет» на себя образ жизни Дина.
Однако его дорога – это богемное существование, игра, репетиция той жизни, которую он так жаждал познать. Подвох в том, что пока он способен размышлять над внесением всех событий и своих переживаний в книгу – он не будет способен в эти события погрузиться, в том числе и потому, что у него всегда есть пути отхода (он может решить «ладно, черт с ним, нагулялись» - и просто вернуться домой). И пока он осознает их как таковые – его путешествие в пустоту с пустыми руками никогда не будет серьезным.

В противоположность ему, Дин, как ни старается сойти со своей дороги, – и на это направлены все его попытки завести семью, научиться писать книги, в общем, так или иначе пустить корни – не может остановиться и сам признается, что «чувствует, как сгорает». Таким образом, - номинально, - своей «цели» никто из них достичь не в состоянии, почему они и расходятся: Сэл вырос, наигрался, а Дин отправился дальше, неизвестно куда, неизвестно чем руководствуясь и непонятно что из себя представляя – не только для окружающих, но и, в какой-то степени, для самого себя. Поскольку в его случае попытка притормозить и оглянуться моментально его убьет – постольку он вообще вряд ли соображает, куда и, главное, зачем его несет.

Беспрерывно выстраиваемое противостояние существования общного и индивидуального ставит вопрос о том, какова вообще возможность совместить свободу «на дороге» и привязанность к кому бы то ни было. Концепция свободы представляется в фильме сразу на трех уровнях: собственно сюжетной свободы данных конкретных персонажей (выбирающих каждый свое направление) – через обстановку идеологии свободы западного общества (не только номинально предоставившего этот выбор, но и в конце концов поставившего его во главу угла) – с выходом в чисто экзистенциальную плоскость (философия, которая, среди прочего, преследовала поколение автора первоисточника).

С этого ракурса Дин являет собой практически чистую квинтэссенцию пограничного бытия, экзистенциальной свободы и «головокружительного» страха от нее, представая перед зрителем как образцовая субъект-объектная сущность. В противовес ему Сэл явственно от своего объекта отделен – это его книга. Это тот отчужденный объект, результат рефлексии, который оформил принцип его бытия и навсегда привязал к земле. Гипотетически очевидные способности Дина к рефлексии, соответственно, саморефлексии (свойственные элементарно любому взрослому человеку) и вообще какой бы то ни было ход его рассуждений напрямую в фильме нигде не обозначены.

Зато обозначены результаты всех его возможных порывов, которые, в конце концов, оказываются замкнуты на нем самом. Частичную критику этой его особенности дает Ли, когда говорит, что у Дина отсутствует чувство ответственности. Что, в свою очередь, подразумевает какой-никакой предмет этой ответственности и ее адресата (т.е. ответственность – неминуемо «за что-то» и «перед кем-то»).
Будучи не способным направить свои усилия на какой-либо объект кроме себя, Дин оказывается в принципе не способен существовать в каком бы то ни было сообществе, которые, т.о., так же принципиально несовместима с экзистенциальной свободой (в плане той же семьи это раскрывается в самом приземленном варианте в духе «чувак, ты тут как бы не один: ты нам че-то должен, а мы за тебя волнуемся»). По этой же причине через сквозную атмосферу отчаяния перед бесцельностью и неопределенностью, в конце концов – на чисто интуитивном уровне – всплывает еще один аспект одиночества Дина. Или точнее будет сказать – единичности. Глядя на его взаимоотношения с общими знакомыми и друзьями, он оказывается везде – и нигде. Вокруг него беспрестанно вращается круг совершенно равноправных друзей и «близких». Они – вместе; какое отношение он имеет к ним – неизвестно. Его оторванность вовсе не постулирует его неспособность любить – и быть любимым за компанию – вовсе. Но исключительно близко к нему никто подойти не сможет. В частности, на той же волне этот персонаж можно представить как еще более приближенную и свернутую версию ощущения представителями бит-поколения себя и своего места.